Советско-германский пакт о ненападении 1939 года: плюсы и минусы для подготовки к войне

В умах русских калёным железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, ещё не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчётливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной» [7]. Итак, улучшение стратегических позиций, расширение западного «предполья» – вот первое и очевидное преимущество, которое СССР извлекал для себя договором с Германией. Вторым важным мотивом для Сталина было, безусловно, обоснованное недоверие к западным державам – Англии и Франции. В августе 1939 года в Москве велись переговоры советского руководства с британским и французским специальными представителями о военном союзе против Германии. В переговорах с советской стороны принимал личное участие Сталин. Ранг западных представителей был низок. Они, как выяснилось, не имели даже полномочий подписывать какое-либо соглашение. Зато они старались получить от СССР твёрдые гарантии военного содействия против Германии. У Сталина сложилось впечатление, что западные «союзники» стремятся стравить Германию и СССР, а сами остаться в стороне. В случае войны с Германией Сталин не мог ожидать помощи от таких «союзников». И Сталин откликнулся на германское предложение, содержавшее в себе не только гарантии безопасности, но и взаимовыгодный раздел Восточной Европы. Третьим важным обстоятельством, оказавшим в тот момент влияние на выбор Сталина, был конфликт с Японией на реке Халхин-гол. Япония с 1936 года находилась в военно-политическом союзе с Германией (Антикоминтерновский пакт). В момент переговоров с Риббентропом в Москве 22-23 августа 1939 года исход боёв на Халхин-голе ещё не определился. Было не исключено, что конфликт там приобретает затяжной характер. Сталин мог обоснованно опасаться войны сразу на два фронта – против Германии и против Японии. Этого надо было всячески избежать. Что и было сделано. Четвёртым мотивом была, безусловно, неуверенность Сталина в боеспособности советских вооружённых сил. Здесь не место разбору столь же многоплановой, как и про пакт 1939 года, дискуссии о репрессиях в советских вооружённых силах в 1937-1938 гг. и их последствиях. Однако очевидно, что руководитель советской политики в той обстановке просто не мог быть на 100% убеждён в том, как поведут себя советские войска при столкновении с сильным и подготовленным противником, каким традиционно считалась германская армия. Необходимо было убедиться в высокой боеспособности советских вооружённых сил. Необходимо было насытить их новейшей техникой. Короче, всё говорит о том, что в 1939 году Сталин считал РККА неготовой к полномасштабной войне с вермахтом. И пакт представлял собой попытку выиграть время, чтобы в условиях мирного времени подготовить армию к войне. Пятым преимуществом, на которое могло рассчитывать советское руководство, должно было стать ослабление Германии в ходе военных действий на Западе.

Пока существует Западный фронт, Германия вряд ли решится напасть на СССР, полагал Сталин. А в дальнейшем СССР сам вступит в войну на стороне западных союзников против ослабленной Германии, но только уже будет играть первую роль в альянсе. Если Англия и Франция делают расчёт на взаимное ослабление Германии и СССР в войне, то нужно их переиграть и добиваться взаимного ослабления западных держав и Германии. Пакт о ненападении с Гитлером, как мог надеяться Сталин, как раз и создавал возможность для этого. Свои очевидные преимущества от договора имела и нацистская Германия. Кстати, мы разбираем все эти мотивы с учётом того, что обе стороны отлично сознавали: рано или поздно, несмотря на все пакты, им предстоит воевать между собой. Гитлер не собирался отказываться от своей идеи-фикс – завоевания «жизненного пространства» за счёт России. Сталин великолепно это понимал. Оба государства стремились как можно лучше подготовиться к смертельной схватке друг с другом и максимально использовать для этого период мира. Итак, главным мотивом для Германии было избавление от кошмара войны на два фронта. Польша не представляла собой серьёзного противника. Гитлер считал, что Англия и Франция, несмотря на формальное объявление войны, будут безучастно смотреть на уничтожение Польши, и не ошибся. А в дальнейшем Гитлер надеялся быстро разделаться с Францией, не имевшей, в отличие от периода Первой мировой войны, мощного сухопутного союзника на Востоке. Англия, оставшись одна, заключит почётный мир. Вторым преимуществом для Германии была возможность проверить вермахт и новые тактические принципы в реальных боевых условиях. Война в Западной Европе должна была послужить хорошей школой для предстоящего завоевания России. Впрочем, Гитлер и руководители вермахта полагали даже, что в чисто боевом отношении война с Францией будет самой тяжёлой, а в России придётся больше «сражаться» с пространством и бездорожьем, чем с противником. Невозможно указать других весомых причин, по которым нацистская Германия пошла на заключение договорённостей с СССР – не только пакта о ненападении, но и Договора от 28 сентября, потенциально отдававшего Сталину, кроме Восточной Польши, также Прибалтику, Финляндию и Бессарабию. Было достаточно и этих, особенно первого. По всем внешним количественным признакам, СССР в тот момент получал гораздо больше выгод от пакта, чем могла получить Германия. Сталин имел все основания торжествовать победу без войны. Насколько обоим участникам пакта удалось реализовать заложенные в нём возможности? В 1939-1940 гг. СССР присоединил к себе восточную часть довоенной Польши (Волынь. Галицию и Западную Белоруссию), Карельский перешеек и ещё несколько районов Финляндии, Прибалтику, Бессарабию и Северную Буковину. Стратегическое начертание западной границы СССР существенно улучшилось. Она отодвинулась на 50-500 км. Северо-западная граница была отодвинута от Ленинграда на 150-200 км. Население вновь присоединённых территорий (мобилизационный, правда, ненадёжный ресурс) составляло, по некоторым оценкам, до 26 млн. человек. Исключительно важным для всего последующего хода Второй мировой войны для СССР обычно считается обеспечение нейтралитета Японии. В Токио поведение Германии в августе-сентябре 1939 года сочли предательством Антикоминтерновского пакта. Началось охлаждение в отношениях между Японией и Германией. Сталин и Молотов умело воспользовались этим. 13 апреля 1941 года в Москве был подписан договор о нейтралитете между СССР и Японией. Он в значительной мере обеспечил безопасность дальневосточных рубежей СССР в самые тяжёлые периоды войны с Германией. И хотя несколько раз в высших кругах Японии обсуждался вопрос об объявлении войны СССР, он так и остался в теории. Дальневосточный путь стал важнейшим для снабжения СССР военными материалами по ленд-лизу в ходе Великой Отечественной войны. Несмотря на состояние войны между Японией и США, американские суда, шедшие в этих случаях под советским флагом, беспрепятственно проходили проливы между Курильскими островами (принадлежавшими тогда Японии), доставляя в СССР танки, амуницию, пшеницу… Как теперь стало известно, те немногочисленные (всего два) случаи потопления советских транспортов подлодками в Тихом океане, которые имели место во время Великой Отечественной войны, и которые столь долго голословно приписывались японцам, были совершены по ошибке… экипажами американских субмарин! [6] Однако имеет основание и такое мнение, что договор о нейтралитете между СССР и Японией вообще не оказал никакого воздействия на позицию Японии во время Второй мировой войны. В Японии, особенно после конфликта на реке Халхин-гол, война с СССР считалась стратегически бесперспективной. Значительно больше места в планах милитаристских кругов Японии занимало соперничество с США и Британской империей за ресурсы Юго-Восточной Азии и Тихого океана. Для наступательной войны с СССР на Дальнем Востоке (Япония ведь ещё вела на суше войну с Китаем) элементарно не хватало сил. Об этом свидетельствуют цифры численности японской военной группировки на границе с СССР: она неизменно уступала советской даже после отправки из последней значительных контингентов на советско-германский фронт [6]. В 1939 году Советскому Союзу, как вскоре выяснилось, тоже не грозила война на два фронта. В боях на Халхин-голе уже 24 августа 1939 года, то есть на следующий день после подписания в Москве пакта о ненападении с Германией, советским войскам удалось добиться решительного успеха и окружить крупную группировку японских войск. За оставшуюся неделю до начала войны в Европе японцы, вторгшиеся в Монголию, были полностью разгромлены. 15 сентября 1939 года в Москве был подписан договор с Японией, улаживавший «инцидент» на Халхин-голе. Но даже если этого договора бы не было, Япония не могла продолжать конфликт, за время которого японская маньчжурская группировка потеряла 73% своей численности [6]. Таким образом, нельзя однозначно утверждать, что именно отсрочка войны с Германией в 1939 году позволила Советскому Союзу обеспечить нейтралитет Японии. Заслуга советской дипломатии в этом, безусловно, есть, однако именно в договоре от 13 апреля 1941 года, а не в самом нейтралитете Японии. Этот нейтралитет определился всей совокупностью обстоятельств, среди которых решающую роль сыграло поведение США, угрожавшее жизненным интересам Японии и побудившее Японию в итоге предпринять нападение на Пирл-Харбор. Сумел ли СССР воспользоваться четвёртым преимуществом – лучше, чем потенциальный противник, подготовить свои вооружённые силы к предстоявшей войне? Об этом мы поговорим чуть дальше, когда будем сравнивать состояние РККА и вермахта в 1939 и 1941 гг. Единственное, что стоит отметить несомненно, это – увеличение промышленного потенциала восточных регионов СССР (Урала, Сибири), куда не могла достигнуть германская агрессия. Однако вряд ли Сталин и в 1939 году мог предполагать, что в войне с Германией отступать придётся аж до Нижней Волги, так что этот выигрыш был чисто спонтанным, незапланированным. А что касается пятого преимущества – ослабления Германии в войне с западными державами – то этот расчёт, если он действительно имелся, оказался совершенно ошибочен. Германия летом 1940 года одним ударом разгромила Францию. Западного сухопутного фронта больше не существовало. Что получила Германия? Во-первых, она, благодаря отсутствию второго фронта, одним ударом, как сказано только что, разгромила и оккупировала Францию. Во-вторых, вермахт приобрёл ценный боевой опыт, незаменимый никакими учениями мирного времени. Кроме того, Германия отныне могла пользоваться военно-промышленным потенциалом почти всей оккупированной Европы. Если одна Германия, в границах на 1 сентября 1939 года, экономически не превосходила Советский Союз, а по численности населения вдвое ему уступала, то к лету 1941 года совокупные силы Европы, стянутой железным нацистским обручем, значительно превосходили как экономический, так и демографический потенциал СССР. Несомненно, что летом 1941 года Советскому Союзу пришлось вступить в войну с Германией в неизмеримо худших стратегических условиях, чем те, в которых он мог начать войну с Германией в сентябре 1939 года, даже если бы, учитывая позицию Польши, РККА пришлось бы встретить вермахт на тогдашней западной границе СССР. Во-первых, в 1941 году не было даже и символического Западного фронта, какой был в 1939 году. Второй фронт теперь реально возник только в 1944 году. Во-вторых, в 1939 году у Германии просто не было плана войны против СССР, нацеленного на полный разгром и завоевание нашей страны. В 1941 году такой план («Барбаросса») появился. Вермахт целенаправленно подготовился к войне именно против СССР, чего не было в 1939 году. В 1939 году не была известна, в первую очередь, сама линия, где могло произойти боевое соприкосновение советских и немецких войск. Причём, где бы эта линия не находилась, она не заходила бы к югу далее Карпат. То есть, советско-германский фронт не простирался бы до Чёрного моря, как случилось в 1941 году. Участие Румынии в военных действиях против СССР в тот период исключалось, так как эта страна в своей внешней политике ориентировалась пока ещё на Англию и Францию, а те, в рассматриваемой ситуации, были бы формальными союзниками СССР. По той же причине осенью 1939 года исключалось и участие Финляндии в войне против СССР. Присоединение Финляндии и Румынии к антисоветской коалиции, возглавляемой Германией, произошло лишь после того и вследствие того, как в 1940 году СССР включил в свой состав часть прежних финляндских и румынских владений. Следовательно, оперативные возможности Германии по ведению боевых действий против СССР в 1939 году были бы вынужденно ограничены. Они существенно уступали бы таковым 1941 года. Единственное исключение мог составить Прибалтийский театр военных действий. Если бы советско-германская война разразилась ещё в 1939 году, то, вероятно, обе стороны сразу двинули бы свои войска в Прибалтику. Встреча между ними в 1939 году произошла бы, очевидно, хоть и не на Немане, но и не на советско-эстонской границе, то есть не у Нарвы и Пскова. Она произошла бы значительно южнее, где-то на рубеже Западной Двины. Можно ли однозначно утверждать, что, начав наступление с этого рубежа осенью 1939 года, немцы обязательно овладели бы Ленинградом? Наконец, говоря о таком преимуществе, как отодвинутая на запад в 1941 году, по сравнению с 1939-м, граница СССР, мы вправе сомневаться: а стало ли это действительно преимуществом в реальных боевых условиях 1941 года? Ведь на старой границе у СССР была линия укреплённых районов. Вновь присоединённые территории были совершенно не оборудованы как театр военных действий. И страшные поражения в первые недели войны – очевидный результат попыток обороны в неподготовленных условиях. Теперь – подробнее о вооружённых силах сторон. В ходе войны против Польши в сентябре 1939 года участвовала 61 дивизия германских сухопутных сил общей численностью примерно 1,8 млн. человек (ещё 43 дивизии вермахта находились на Западе). В них было задействовано 2379 танков и 2231 боевой самолёт (на Западе у немцев совсем не оставалось танков и только 1359 самолётов). Со стороны Советского Союза к операциям на западной границе (вылившимся в почти бескровное занятие бывших восточных районов Польши) в сентябре 1939 года было привлечено 52 дивизии и бригады общей численностью всего 618 тыс. человек, но насчитывавших 4736 танков и 3298 боевых самолётов. К ним, при условии совместных действий против немцев, могли бы заблаговременно присоединиться польские войска общей численностью около 1 млн. человек, 600 танков и 800 самолётов [4]. Закончилось бы первое боевое столкновение между этими силами сокрушительным разгромом РККА? Сомнительно. Тем более, что данные относятся к советским войскам в условиях, когда советское руководство не планировало воевать с Германией. При отсутствии договора о ненападении с Германией численность советского контингента, видимо, была бы значительно больше. Даже если первые сражения привели бы к вытеснению советских войск на территорию СССР (в границах до 1939 года), то дальнейшее немедленное наступление германской армии было бы затруднено расширением оперативного пространства к востоку от довоенной советско-польской границы. Для этого немцам потребовалось бы существенное увеличение количества войск на Востоке. Кроме того, война начиналась бы не в начале лета, как в 1941 году, а осенью, значительно позже. Зимой неизбежно последовала бы оперативная пауза. Конечно, необходимо учитывать и другие обстоятельства. На бумаге число танков и самолётов в РККА было и летом 1941 года выше, чем в вермахте. Но это не помогло нашим войскам успешно отразить вражеское вторжение. А в каком состоянии была наша армия в 1939 году? Иногда можно встретить безграмотные утверждения, будто регулярная армия в СССР стала создаваться только осенью 1939 года. И в доказательство ссылаются на закон СССР от 1 сентября 1939 года «О всеобщей воинской обязанности», говоря, будто якобы лишь он впервые установил принцип обязательной воинской службы в СССР в мирное время. На самом деле, с 1925 по 1939 год в СССР действовал закон «Об обязательной военной службе». Он устанавливал порядок прохождения военной службы в мирное время всеми трудящимися, заменяя её другими видами воинской повинности для т.н. нетрудовых классов населения и лиц «непролетарского» происхождения. Замена формулировки «обязательной» военной службы на «всеобщую» в 1939 году была вызвана не каким-то коренным изменением принципа комплектования РККА, а отменой всяческих ограничений гражданских прав по Конституции СССР 1936 года. Закон 1925 года не мешал неуклонному увеличению численности РККА в течение всего 1939 года. В сентябре 1939 года, то есть ещё до применения на практике нового закона, она достигла цифры в 5,3 млн. человек [1]. Это было даже больше, чем потом в июне 1941 года – лишь 4 млн. человек. Для сравнения: общая численность германских вооружённых сил в сентябре 1939 года, включая ВМФ и люфтваффе, составляла 4,5 млн. человек [4]. Зачем Сталину нужна была такая крупная армия осенью 1939 года, догадаться нетрудно. Пакты пактами, но неизвестно, как там будет на самом деле. Не захотят ли немцы, разбив Польшу, пойти дальше на восток? И действительно, будь у Гитлера уверенность, что он в 1939 году сможет разгромить СССР, разве стал бы он оглядываться на пакт о ненападении? Конечно, он поступил бы с ним также, как летом 1941 года. Ведь нападают всегда не на сильного, а на слабого противника! Договора о разграничении сфер влияния заключают не со слабым, а с сильным! Если Гитлер в августе 1939 года охотно пошёл на соглашение со Сталиным, значит, он очень сильно боялся советской военной мощи. И не напрасно. Польская кампания была первой пробой новых тактических принципов вермахта. Причём – против заведомо более слабого противника. И нельзя сказать, что немецкие войска всюду оказались на высоте положения. Исход польской кампании был предрешён тем, что Польша сопротивлялась в одиночку и была раздавлена превосходящими силами противника. Учитывая общее превосходство немцев (в людях в 1,8 раза, в артиллерии в 3,5 раза, в танках и самолётах в 5 раз), а также ограниченное пространство, на котором была вынуждена обороняться польская армия, и сходящиеся направления, по которым действовал вермахт, можно сказать даже, что немцы воевали вяло и провозились в Польше слишком долго. Несмотря на такое удручающее соотношение сил, поляки в ряде мест довольно успешно оборонялись против немцев. Это показывает, что в 1939 году сами немцы только-только осваивали науку современной войны. Реальный боевой опыт вермахта и РККА осенью 1939 года был одинаковым, то есть у тех и у других он был практически равен нулю. Никакого преимущества над нашими немцы в этом отношении не имели бы. Летом 1941 года положение в этом отношении существенно изменилось. Было бы совершенно неверно недооценивать опыт, приобретённый вермахтом в боях в Европе 1939-1941 гг. лишь на том основании, что они нигде не встретили серьёзного сопротивления. Наоборот, именно в боях, не требующих слишком большого напряжения, лучше всего оттачивать новые приёмы военного искусства и механизм управления войсками. Ну, а получила ли Красная Армия между осенью 1939 и весной 1941 гг. опыт ведения боевых действий, равноценный немецкому? В войне с Финляндией? Эта война совершалась в особых условиях, её опыт не мог быть универсален. Финская армия либо жёстко оборонялась на хорошо подготовленных рубежах (линия Маннергейма), либо вела полупартизанскую войну в районе, плохо обеспеченном коммуникациями. В войне с высокоманевренным противником, каким оказался вермахт, опыт войны против Финляндии мог иметь лишь очень ограниченное применение. Вдобавок, непосредственно в военных действиях против Финляндии участвовала лишь небольшая часть всей РККА. В отличие от Красной Армии, вермахт в 1939-1941 гг. приобрёл опыт ведения боевых действий в самых разнообразных условиях, против различных противников. Но самое ценное, что он оттуда вынес – чувство полного собственного превосходства над любым противником. Такого чувства, подкреплённого не пропагандой, а реальным боевым опытом, не было и не могло быть у Красной Армии в 1941 году. О том, что осенью 1939 года в Германии, как среди гражданского населения, так и среди войск, царили не энтузиазм и воинственный дух (как летом 1914 года), а настороженность, граничившая с унынием, свидетельствуют почти все немецкие мемуаристы. О слабой подготовке и низкой дисциплине в частях вермахта с тревогой докладывал Гитлеру сразу по завершении польской кампании главнокомандующий сухопутными войсками Браухич. Он сообщил о таких фактах: «1. Пехота показала себя в польской войне безразличной и лишённой наступательного духа; ей не хватало именно боевой подготовки и владения наступательной тактикой, так же и ввиду недостаточного умения младших командиров. 2. Дисциплина, к сожалению, очень упала; в настоящее время царит такая же ситуация, как в 1918 г.; это проявилось в алкогольных эксцессах и в распущенном поведении при перебросках по железным дорогам, на вокзалах и т.п.». «Армия нуждается в интенсивном воспитательно-боевом обучении, прежде чем она сможет быть двинута против отдохнувшего и хорошо подготовленного противника на Западе», – резюмировал Браухич свой доклад [2]. Конечно, можно утверждать, что оценки Браухича были пристрастными и оказались инспирированы оппозицией Гитлеру, сильной в руководстве вермахта и к которой, по общему мнению историков, принадлежал Браухич. Гитлер, по свидетельству Кейтеля, отверг доклад Браухича как поклёп на германскую армию. Однако было бы неверным считать, что он полностью проигнорировал содержавшиеся в нём оценки и советы. Судя по всему последующему, должные выводы из доклада Браухича нацистским руководством Германии были всё-таки сделаны. Больше всего укрепили боевой дух и дисциплину германской армии её успехи в 1940-1941 гг. Ведь ничто так не поднимает настроение, как лёгкие уверенные победы. В кампании на Западном фронте летом 1940 года немцы отработали технику дезорганизации тыла противника методом диверсий. Спустя год этот приём, применённый ими умело и в большем объёме, сильно способствовал успеху их вторжения в Россию. «Чтобы открыть путь своим войскам, Гитлер в подходящий момент использовал штурмовиков, которые проникали на территорию противника ещё в мирное время под видом коммерсантов или экскурсантов и по получении соответствующего сигнала переодевались в военную форму противника. Их задачей было выводить из строя коммуникации, распространять ложные слухи и, если возможно, похищать видных общественных деятелей. Этот замаскированный авангард немцев в других странах в свою очередь должны были поддерживать парашютисты» [7].